Андрей Богданов - Русские патриархи1589–1700 гг
В этих условиях выступление патриарха Адриана против брадобрития часто толковалось историками как «признак мракобесия и фанатизма, разменявшего существенные нужды паствы на заботу о бороде и платье». Наиболее глубокий биограф Адриана Г. А. Скворцов справедливо заметил, что в условиях серьезной угрозы «самому укладу русской гражданско–церковной жизни, патриарх считал своим долгом пресечь вначале малое, чтобы предотвратить большое». Сам архипастырь в предисловии к первой окружной грамоте указал: «Вижу некие незаконные исповедания и предания ходящие и уклоняющихся в чужестранные некие обычаи, паче же прелести еретической содружествующих и сообщающихся со всеми ними. Что, если в начале, подобно мыши малой, не искоренится, удобно в великое возрастает и, как древо укоренившееся, даже со многими трудами не вырывается» [515].
Атака на знак перемен была предпринята со всей серьезностью. Противостояние инновациям в области молодежной моды всегда и везде являлось делом почти безнадежным. Зато успех в подобном предприятии, пусть неполный и временный, окупался сторицей. Он свидетельствовал о силе идеологической организации, имеющей реальную власть над обществом; он означал торжество охранительных тенденций, демонстрировал наличие контроля — в данном случае церковного — над развитием страны.
Сама форма выступления патриарха против брадобрития ярко показывала глубину уже осуществившихся в России перемен. После опыта с Сильвестром Медведевым, успешно противопоставившим авторитету патриарха Иоакима естественное право человека «рассуждати себе», Адриан вынужден был со всей серьезностью обращаться к разуму паствы. Новый патриарх не рискнул дать ход идее «соборного осуждения» Медведева и всех якобы «латиномудрствующих еретиков» в русском православии. Ни книга «Остен» Евфимия Чудовского, изображающая собой обличительные материалы антиеретического собора, ни острополемический «Щит веры» Афанасия Холмогорского не были допущены к изданию контролируемым Адрианом государевым Печатным двором.
Проигранный «мудроборцами» спор послужил хорошим уроком новому патриарху. Адриан прекрасно помнил, что сам несгибаемый Иоаким «не рад был, впутавшись в такое дело, много раз со слезами жаловался на монаха Евфимия, который подбил его на это» [516]. Еще 17 июля 1690 г., когда Адриан управлял делами Церкви в межпатриаршество, Евфимий был суровым указом изгнан с должности справщика Печатного двора за серьезные ошибки в редакторской работе [517], опальному пришлось на много лет покинуть Чудов монастырь и саму Москву. Изгнав главного доносителя на Медведева, Адриан менее всего склонен был к продолжению богословского спора с самим Сильвестром. 11 февраля 1691 г. тот был казнен — но не за «еретические» взгляды, а по обвинению в «волхвовании» с целью завладеть патриаршим престолом и царской короной…
Не входила в планы Адриана и канонизация верховного «мудроборца». Отстаивавший идею святости своего друга и покровителя Игнатий Римский–Корсаков, продолжавший к тому же пропаганду необходимости активной внешней политики России на юго–западе, 30 апреля 1692 г. был хиротонисан в митрополиты Сибирские и Тобольские с указом немедля выехать в свою епархию [518].
В августе 1694 г. вынуждены были покинуть Москву наиболее активные полемисты против «латинской ереси» братья Лихуды. Это не означало, что Адриан отказался от традиционной грекофилии, скорее наоборот. Греко–славянские школы Лихудов постепенно расширяли программу: в преподавание были включены латинский язык, логика, метафизика и поэтика. Проведав об этом, Иерусалимский патриарх Досифей в 1693 г. прислал царям и Адриану грамоты с решительным протестом против изучения россиянами латыни и их «забав около физики и философии». К тому же семейство Лихудов оказалось втянуто в скандал и судебные процессы. Патриарх Адриан изгнал «самобратьев» из Московского Заиконоспасского монастыря, оставив преподавание в школах на недоучившихся учеников Лихудов, которые учение давали, сколько сами прияли — зато без опасной латыни [519].
Избавляясь таким образом от внутрицерковных богословских распрей, свое «Окружное послание ко всем православным о небритии бороды и усов» Адриан построил строго логически на прочном каноническом фундаменте. Его четкая аргументация заслуживает самого серьезного внимания.
Бог, утверждает патриарх, сотворив человека по своему образу и подобию, положил в то же время видимое различие между мужем и женой: мужу, как начальнику, израстил благолепную бороду; жене же, как несовершенной и подначальной, такого благолепия не дал — да будет подчиненной, видя мужа своего красоту, а себя лишенной этой красоты и совершенства, да будет смиренна всегда и покорна.
Далее, даруя закон народу израильскому, Бог ясно заповедал: «не порти края бороды твоей» (Левит 19:27). С началом идолопоклонства первыми подали пример брадобрития языческие жрецы: «и оттуда привыкли мужи малоумные волосы красить, и кудри плести и пудрить, бороды брить, а жены лица красками натирать — обои творя сие ко угождению блудному».
Между тем древние эллины до самого Рождества Христова брили бороды лишь в знак скорби по умершим. Апостолы, отвращая от идолослужения, с целью блюдения чистоты запрещали мужам брадобритие, а женам крашение волос. Потом, с течением времени, эти вредные обычаи проникли к еретикам. Юлиан Отступник называется брадоненавистником. Иконоборец Константин Капроним узаконил брадобритие как знак отличия своих еретических слуг от православных.
Опираясь на свидетельства Григория Богослова, Иоанна Златоуста и Епифания Кипрского, Адриан доказывает, что брадобритие есть обычай блудников, отвергающих мужское благолепие для достижения женообразности: «о них же и о мерзостях их срамно даже говорить!» За сопротивление брадобритию пострадали в Вильне святые Антоний, Иоанн и Евстафий от языческого князя Ольгерда. За то же пострадал в Болгарии св. великомученик Георгии Новый от басурманина Селима Амурата. Ныне этот нехристианский обычай соблюдается у крымских татар, калмыков и других басурман, от которых заимствовали его и некоторые христиане–еретики.
За это еретиков–латинян обличали многие греческие патриархи, перечисленные в послании Адриана. Каждый из них соборно наказывал брадобрийцев, а ослушников отлучал от Церкви. Отцы шестого Вселенского собора изложили канон «с отлучением за брадобритие, о украшающих, и завивающих, и плетущих власы главы своей, и кудри творящих, и накладные [волосы] носящих на блудное прельщение». О тон же были соборы и в России при Иване Грозном и митрополите Макарии (знаменитый Стоглав), при царе Михаиле и патриархе Филарете, при царе Алексее и патриархе Иосифе. На этих соборах брадобрийцы были осуждены и прокляты.
В те времена нарушители соборных постановлений подвергались, помимо отлучения, битью батогами, удалению из царского окружения и заточению в дальние монастыри. «Сим трем соборам, — подчеркивает патриарх, — и прежде сих бывшим мерность наша всесоборно последует, и как они о брадобрийцах… изрекли, так же и мы изрекаем, кого они отлучали… и проклятию предавали, так и мы изрекаем». «Еще же со усердием слезно прошу, — говорит патриарх, — если хотите называться мужами, а не муже–женами… постыдитесь» и одумайтесь, «ибо каждый, имеющий ум, способен добро сие рассудить».
Адриан жалеет брадобрийцев, которым грозит гибель от стыда и мук собственной совести. Тем, кто усовестится и откажется «от сего гнуса», патриарх обещает разрешение от церковного отлучения и проклятия, обещает вернуть «надежду на наследие Царства небесного». «Не послушавшийся же увещания сего и просьбы нашей мерности — и мы в его погибели невинны. Что должны были сотворить, сотворили, долг свой отдали, слово Божие возвестили. Это есть наш долг… Ослушник же есть сын погибели, на него же, по апостолу, гнев Божий грядет».
Стремление Адриана быть убедительным, мягкость его тона не должны вводить в заблуждение относительно необходимых, по его мнению, мер относительно супротивников и ослушников окружного послания. Наставляя паству самолично и поручая то же всем архиереям, настоятелям монастырей и священникам, патриарх повелевал по всей стране, не взирая на лица, отлучать «гордых и упорных» брадобрийц от Церкви.
«Таковым, — приказывал Адриан всем архиереям и священству, — не сообщайтесь, и при встрече с ними благословения им не подавайте, в церковь входить им не попущайте и святыни всякой лишайте… пока от того не престанут и совершенно со слезами, и молениями, и иными благодеяниями истинно не покаются… Если же вы отныне будете таковым послаблять, стыдясь лиц сильных и вельмож, или ради прибытка… или ради иного какого пристрастия, — вы подлежать будете из чина церковного священного извержению, а они отлучению, чтобы ради вашего нерадения и послабления, а их непослушания, имя Божие и чин священства не похулились».